Гестапо

Крохотная комнатушка, освещённая только настольной лампой, направленной в лицо пленнику. За столом, пошатываясь на табуретке, сидел Штирлиц. Из уголка его рта сочилась струйка крови. Я сел напротив разведчика.

Мюллер, шеф гестапо, давно хотел поймать этого проходимца. Он чуть ли не плакал, когда получил Штирлица. В качестве награды я попросил одну вещь — встречу со шпионом. Всё равно до речи ещё оставалось время и делать было нечего.

— Йозеф, вы ведь сторонник умственной борьбы — сказал Штирлиц. — Для допросов есть гестаповцы. Зачем вы здесь?

Растерявшись, я промычал нечто невразумительное.

— Сами не знаете, — усмехнулся шпион и сплюнул кровью. — А я догадываюсь. Вы до сих пор сомневаетесь.

Он прав, чёрт возьми. Но я не позволю сомнениям свернуть с верного пути.

— Министром быть неплохо, согласен, — продолжил Штирлиц. — Ради такой должности можно иногда закрывать глаза на совесть. Но вы, Йозеф... Вы хуже создателей концлагерей. В них уродуют и эксплуатируют тела, а ваша паутина клеветы и манипуляций уродует души.

— Зачем же было обращаться ко мне за помощью? — спросил я, закурив сигарету.

— Кэмпбелл долго следил за вами. Говарду показалось, что перед ним человек, который хотел бы жить в другом мире.

— Только что понял, зачем сюда пришёл, — протянул я. — Мне любопытны ваши слова потому, что сейчас сложно встретить разные точки зрения. Вы думаете не в том направлении, которое я указываю народу. Можно сказать, что вы — один из немногих, имеющих собственные мысли.

В комнатку зашёл Мюллер, начальник тайной службы. Он с оттяжкой ударил Штирлица и вежливо поздоровался со мной.

— Была ли беседа содержательной? — спросил меня глава гестапо.

— Не слишком, но спасибо, — отозвался я. — Мне пора.

Закутался в пальто и вышел на улицу. Рядом со штабом тайной полиции стояла виселица, не замеченная раньше... Подойдя ближе и разглядев повешенного, я охнул. Сжимая кулаки, заскрипел зубами от бессильной злобы. Это был Кэмпбелл.

Не знаю, смогу ли я смириться с его смертью. Ну ничего, пройдёт. Всё проходит. Или они должны заплатить? Может быть, Штирлиц в чём-то был прав?

или