Еле успел.
Он бежит сломя голову, бежит, путаясь в собственных ногах и боясь ошибиться. что-то внутри холодеет от одной мысли о том, что он не успеет, что сделал ошибку и зря не остался вместе с ним на холме.
И предчувствие не подвело.
Под холмом течет река. И Дима не раз в детстве купался в ней, но сейчас один ее вид, — и сердце у него останавливается, а дыхание перехватывает от волнения.
Бледное тело, упавшее с плеском в воду, а следом за ним — гнилое дерево с берега, заставляет его ускориться и всё же споткнуться, уткнувшись носом в землю. Но он вновь встает и продолжает бег.
Дима снова падает, когда начинает скатываться вниз по склону, и буквально подлетает, позабыв о своей одежде, чтобы нырнуть в реку.
Ледяная вода охватывает его тело и несет по течению туда, куда ведет веревка.
Стоп. Веревка?
— Черт побери! — Ларин кричит, чувствуя, что нога путается в ней, а до незнакомца рука не дотягивается. — Дай руку! Руку дай, идиот!
Чудак, сопротивляясь, мотает головой, но Дима всё равно дотягивается до него, подтянув веревку к себе ближе, и хватает его за воротник.
— Давай уже, — пытаясь ослабить узел вокруг чужой шеи, он впивается в его кожу длинными холодными пальцами и тянет в сторону. Лишь бы спасти, лишь бы дать хотя бы каплю свободы, чтобы тот смог дышать. — Очнись!
Мужчина хрипит, и когда воздух всё же попадает в его легкие, он хватается за Ларина и трясется от холода.
На берегу всё уже кончено.
Дима тяжело дышит, и ему кажется, что это на нем была веревка, а не на человеке рядом, потому что горло обжигает от каждого глотка кислорода, а желудок буквально выворачивает наизнанку из-за каждого движения.
Он прикрывает глаза и слушает, как барабанные перепонки чуть ли не разрывает его собственное сердцебиение.
— Зачем?
Ларин удивленно поворачивает голову к чудаку и замирает.
Тот плакал.
Значит, трясся он... Не от холода?
Странно.
— Что? — переспрашивает он, не сразу понимая, о чем незнакомец говорит.
— Зачем ты это сделал?
